— Всё зависит от того, кто является носителем русского языка, какой аспект реализуется в конкретной коммуникативной ситуации и методологическом подходе к её решению. Одно из трёх проявлений русского языка за границей — русский как иностранный. Методика преподавания в данном случае объективирована биографией носителя этого языка: либо в истории его семьи не было носителей русского языка как родного, либо эти носители настолько далеки от него во временном и этнокультурном плане, что он уже не воспринимает русский как родной. В настоящее время численность носителей русского языка как иностранного падает, в том числе поскольку уменьшается число студентов, выбирающих как предмет изучения РКИ.

В связи с этим большое значение приобретают государственные программы по поддержке русского языка, страноведения и культуроведения России как предметов единого цикла педагогами-межпрофильниками. И хочется надеяться, что финансировать станут именно то, что требуется потенциальной целевой аудитории с учётом условий страны её пребывания и сложившейся геополитической ситуации.

Второе проявление — русский язык как родной. По сути, речь идёт о семьях командированных, выезжающих за рубеж и являющихся носителями русского языка как родного и русской национальной картины мира. Эти люди, как правило, возвращаются в Россию и продолжают свою трудовую деятельность на родине. Их проблемы схожи с общероссийскими сложностями, проявляющимися в области языка и речи. Они временно «вывозят» эти проблемы (или их отсутствие) с собой за рубеж, а потому не способны значительно повлиять на языковую ситуацию в мире — улучшив или усугубив её.

Третья ситуация связана с детьми, подростками и взрослыми — естественными билингвами. Это явление лингвокультурного порядка. Язык для них — инструмент, а не самоцель, что также являет собой определённую опасность. Достаточно вспомнить теорию «глобиша» как «сокращённого и упрощённого английского языка вне этнокультурного контекста». Язык без культуры мёртв. С другой стороны, грамотный язык для билингва — это термометр, по которому педагоги и родители способны определить, насколько ребёнку или подростку комфортно в данном сообществе и ситуации коммуникации. Язык показывает и наличие лакун в воспитании и образовании учащегося и учителей.

— Физическое состояние ребёнка, психическое развитие, пол, возраст. Влияет также отношение к языку со стороны родителей, общества страны пребывания и сверстников ребёнка. Мы определяем сумму всех факторов, способствующих или препятствующих становлению естественного сбалансированного билингвизма, как реализацию «треугольника взаимной интеграционной сохранности». Семья должна не только целенаправленно развивать русский язык на бытовом уровне, но и вводить учебную лексику. Обществу следует позитивно или хотя бы нейтрально относиться к общению на русском языке, не пытаться подавлять российскую этнокультуру. Педагогам, работающим с билингвами, надо понимать, что перед ними иной тип мировоззрения, иной уровень развития сознания, отличный от монолингвов. И так далее...

— Так нельзя говорить, как нельзя говорить, что один человек хуже или лучше другого. Для каждого ребёнка существует своя планка нормы и гениальности. Уровень развития билингвов не выше и не ниже, чем у монолингвов, — отличны ступеньки для его достижения и планы преломления компетенций. Так, учёные доказали, что двуязычные дети при правильном подходе родителей и педагогов к их воспитанию и образованию более стрессоустойчивы и креативны. Их мышление более структурировано... Что не удивительно, если вспомнить, что такой ребёнок с рождения получает информацию по двум каналам, на него воздействуют сразу две этнокультуры. Он структурирует в своём сознании два языка, систематизирует и вырабатывает способность к лучшему усвоению языкового материала.

Любопытно, что среди билингвов, хотя они и позже начинают говорить, медленнее осваивают лексический запас двух языков, намного меньше детей-маугли. Маленькие создания, которых в своё время недослышали и недопоняли из-за их торопливости и стремления вербально выразить свои намерения, чаще встречаются в монолингвальной среде. Однако существуют и негативные моменты, связанные с развитием естественного билингвизма. Языковая интерференция у этих детей происходит как на лингвистическом уровне, так и на поведенческом. Это препятствует их общению с окружающими.

— Да, в русском языке есть грамматические категории, присущие только ему. Например, возвратные глаголы с постфиксами -ся и -сь. Категория возвратности не чужда и немецкому языку, но до сих пор этот оборот оформляется самостоятельной частичкой. Проще говоря, возвратная частица в немецком языке вынесена за пределы слова и имеет определённую позицию в предложении. По-русски форма «я умываюсь» синтетична, постфикс не меняется в зависимости от лица (разве что грамматически обусловленная смена -ся на -сь). В немецком же языке данная форма будет иметь аналитический характер, она «персонифицирует» действие: «я умываю меня», «ты умываешь тебя», «он умывает его»... Такой уход в приватную сферу характерен и для немецкого национального характера. Ещё один пример.

Для русского языка мало характерен чётко предписанный порядок слов в предложении, в отличие от языка немецкого. При переводе немцами русской диалогической речи в угоду правилам германской грамматики последовательность нарушается, хотя имеет существенное значение для расшифровки подтекста сказанного. Например, «я приду минут через пятнадцать»... Немец это переведёт, как «я приду через пятнадцать минут», и будет ждать вечность. Русский язык позволяет растянуть пространственно-временной континуум, сделать его менее определённым. В этом проявляется русское «авось» и «небось». Немецкий язык более конкретный, в нём нет грамматической системы, позволяющей допускать игру слов на уровне подтекста. Немцы не понимают русский юмор так же, как российские иносказания, не умеют читать между строк.

— Частицы. Двадцать лет назад, когда я начинала преподавать русский как иностранный, мои студенты сами решили перевести на немецкий наиболее интересные для них лично произведения русской литературы XIX–XX веков. Когда они натолкнулись в конце одного из текстов на частицу «ну», то оказались не в состоянии её перевести, хотя обладали великолепным литературным немецким языком, богатейшим словарным запасом и знали ещё по два-три языка, включая латынь. Русская частица «ну» с её многозначностью трактовок и полифункциональностью, оказывается, не только непереводима, но и необычайно выразительна.

— На мой взгляд, это Борис Акунин в прозе. Он доказывает, что даже сейчас можно писать великолепным русским литературным языком в различных жанрах и стилях, не выходя за грани абсолютно грамотной классической письменной формы речи. В поэзии имён больше, но на первом месте, на мой взгляд, Ольга Седакова и Инна Львовна Лиснянская.