Немецкие архивы о Саласпилсе, относящиеся к этому периоду, практически все были уничтожены. Полных данных, сколько узников погибло при строительстве лагеря, нет. По приблизительным подсчетам – не менее 5 тысяч человек. В мае 1942 г. сюда привезли первых местных заключённых, в основном из числа «политических» и тех, кто уклонялся от всеобщей трудовой мобилизации, объявленной оккупационными властями на территории Латвии. Над людьми всячески издевались, плохо кормили. Были избиения и расстрелы – за попытку побега или нарушение режима. Но в первое время массовых казней здесь ещё не было.

Поскольку лагерь формально подчинялся местному начальству Остланда, официально он назывался «Саласпилсская расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания». На этом основании спустя более полувека некоторые латышские историки, с подачи экс-президента Латвии В. Вике-Фрейберги, стали убеждать мировую общественность, что Саласпилс вовсе не был лагерем смерти, а всего лишь местом перевоспитания нерадивых граждан. 

Эти попытки с их  стороны продолжаются и по сей день. Но надо заметить, что тут сторонники этой точки зрения вступают в спор с самим рейхсфюрером СС Гиммлером, у которого чётко было расписано, что является гетто, что – тюрьмой, а что – концентрационным лагерем. «В Остланде, в Саласпилсе, находится наш лагерь трудового перевоспитания, – пишет он в своем письме от 11 мая 1943 г., адресованном Рудольфу Ланге, командиру полиции безопасности и СД Латвии. – Этот лагерь практически является концентрационным лагерем». 

В марте 1943 года в Саласпилс по специальному списку целыми семьями начали свозить арестованных за связь с партизанами латгальских крестьян. Вслед за ними в лагерь большими группами стали пригонять женщин, детей и стариков из «партизанских деревень» Белоруссии, Псковской и Ленинградской областей. И характер лагеря резко поменялся. В глазах нацистов и их помощников эти люди были врагами рейха и заслуживали самого жестокого к ним отношения. 

В лагере женщин раздевали догола, всячески издевались над ними, подолгу держали на холоде. И самое страшное – разлучали матерей с детьми, большинство –  уже навсегда. Крик в эти дни над Саласпилсом стоял просто жуткий… Отобранных плачущих младенцев бросали в детские бараки под присмотр девочек-подростков. Кормить их было нечем. Смертность детей от холода, голода, болезней и мучений была запредельно высокой. 

– В 1944 году Чрезвычайная комиссия, расследовавшая преступления нацистов в Латвии, обнаружила на старом заброшенном Гарнизонном кладбище близ Саласпилсского лагеря множество останков людей, не относящихся к воинским захоронениям, – рассказал порталу «Русский мир» известный рижский историк, автор книг и фильмов об узниках Саласпилса Игорь Гусев. – В частности, был вскрыт только один ров, в котором с немецкой аккуратностью были уложены штабелями в несколько рядов 632 детских трупа… По определению экспертов, погибшие дети были в возрасте от 5 до 9 лет. В желудках многих из них были обнаружены кора и шишки, которыми малыши, видимо, питались, стараясь утолить голод. Было установлено, что в организмах умерших в лагере детей, содержался крысиный яд. На кладбище не просто хоронили замученных деток, но и прятали их тела, закапывая в старые воинские могилы. Так, например, в могиле сержанта царской армии Савельева, умершего в 1895 году, были обнаружены совсем свежие останки ещё двадцати человек, в основном детей, ставших жертвами нацистов. 

Малолетние узники Саласпилса «трудились» в лагере в основном в качестве доноров крови для германских солдат. Это было доказано множеством свидетельских показаний детей, которым чудом удалось выжить. А также – их медицинскими карточками, подтверждающими, что малолетние узники находились в такой стадии дистрофии, которая возможна только при активном заборе крови. Заболевших и слишком маленьких детей, негодных для донорских нужд, немецкая администрация разрешила «раздавать» местному населению. По призыву настоятельницы православного рижского Свято-Троицкого монастыря малышей забирали в приюты и монастыри. Только это многим из них спасло жизнь. Но дети старше 7 лет уже считались трудоспособными, в местных газетах их предлагали крестьянам для работы по хозяйству.

Каждый год в Международный день освобождения узников нацизма российское посольство в Латвии вместе с общественными русскими организациями, в том числе и Обществом бывших малолетних узников фашистских концлагерей, проводит церемонию возложения венков и цветов в Мемориальном комплексе Саласпилс и на старом Гарнизонном кладбище. В этом году туда отправилась делегация на нескольких автобусах. В одном из них я оказалась рядом с седовласой приветливой женщиной, держащей в руках большой букет желтых хризантем. 

– Вот, хочу положить к нашему детскому бараку, но не знаю – дойду ли? Ноги болят… – с грустной улыбкой поведала моя попутчица. – А я ещё и игрушку с собой взяла, детскую. Обычно внучка моя их сама привозит, но сегодня она в школе, вот передала мне своего медвежонка. 

На мои вопросы женщина поначалу отвечала неохотно, но постепенно мы с ней всё же разговорились. Зинаида Мишкутёнок была одной из тех, кому в детстве пришлось испытать на себе все прелести «перевоспитания» в Саласпилсе. 

Ей было 5 лет, когда осенью 1943 г.  в их белорусскую деревню Матуки (была такая неподалеку от Полоцка) ворвались немцы. Всех жителей согнали в центр, сколько могли, затолкали в амбары и… подожгли. Остальных погрузили в вагоны для перевозки скота и отправили в соседнюю Латвию. Так Зина с мамой, старшей сестрой Аллой восьми лет, и младшей – трёхлетней Зоей оказались в лагере в Саласпилсе. Маму сразу же от них отделили, а трёх сестрёнок отправили в детский барак. Тот самый, к стенке которого она сейчас и везла цветы и игрушку от внучки… 

Как и у всех детей, с первых же дней у них тоже начали брать кровь. Дети кричали и плакали в голос, Зина и сейчас иногда по ночам слышит этот жалобный детский плач. Увели на укол и младшую Зою… Когда абсолютно бледную малышку принесли обратно в барак и швырнули на нары, она уже не поднялась. Через два дня сестрёнка умерла. Зину и её сестру спасло только то, что их через несколько месяцев забрала матушка из монастыря. Здесь сестёр немного подкормили, обогрели, утешили. И начали раздавать прихожанам.

– На сестру мою быстро нашлись желающие, – вспоминает Зина. – А я маленькая – какой от меня прок? Но Алла наотрез отказалась уходить, пока не узнает, куда меня определят. Мы с ней крепко держались друг за друга. В итоге мы обе попали в Ригу. Она – к доброй бездетной женщине, мечтающей о своём ребенке. А я… Ай, не хочу вспоминать!  

         

Мы помолчали. Но Зина сама начала рассказывать. О том, как хозяйка, работавшая учительницей в школе, определила её в сиделки для своей престарелой матери в инвалидной коляске. Зине, без всяких скидок на возраст, приходилось убирать квартиру, выносить горшки за старушкой, кормить её, выполнять и молча сносить все её капризы. И хотя девочке к тому времени исполнилось только 6 лет, работать приходилось с утра до вечера. Конечно, ни о какой школе она даже не мечтала, с тоской глядя в окно, как её ровесницы весело играют в салочки во дворе или бегут на учебу. 

– Самое ужасное было, что хозяйка меня ругала почем зря! А я не имела права ни возражать, ни плакать, – усмехнулась моя собеседница. – Только по ночам рыдала в подушку. Ужасно хотелось к маме, и было страшно, жива ли она?...

Но её мать, угнанная на работы в Германию, не только выжила, но и через полтора года нашла их с сестрой. Добравшись до Риги, она пришла к Зине. Позвонила в дверь. Ей открыла её подросшая дочка, которая смотрела на эту исхудавшую пожилую женщину и явно её не узнавала. Свою маму она помнила молодой красавицей крупного телосложения. Женщина упала на колени и схватила её в охапку: «Зиночка, доченька моя, это же я – твоя мама! Едем домой, родненькая, наши муки закончились!..» 

– В Белоруссию мы вернуться сразу не смогли, да и смысла не было – всю нашу деревню сожгли подчистую, – рассказывает Зинаида Мишкутёнок. – Устроились  в Латвии, мама работала уборщицей в интернате, куда и нас с сестрой определила. Потом трудилась в пекарне в воинской части, мы ходили в школу. На выходных подрабатывали в сёлах на сборе картошки или капусты. Потом с сестрой закончили ФЗУ, работали на текстильной фабрике. О прошлом между собой старались не говорить, слишком тяжело всё это было. 

Наша колонна прибыла в Саласпилс. Группа людей, в основном – ветераны войны, блокадники Ленинграда, бывшие узники нацистских лагерей с цветами в руках, поначалу подъехала к памятнику советским военнопленным лагеря Stalag 350 S. 

Открывая митинг памяти замученных на этом месте красноармейцев, Игорь Гусев рассказал краткую историю этого злосчастного места: 

Под звуки включенного метронома многолюдная людская колонна с цветами и венками медленно подошла к каменной арке Саласпилсского мемориального комплекса. Надпись на латышском гласит: «За этими воротами стонет земля». Это строчка из стихотворения бывшего узника лагеря Эйжена Вевериса. Пройдя через ворота жизни и смерти, мы видим огромное зеленое поле со стоящими на нем гигантскими бетонными скульптурами. Семь фигур символизируют узников нацистского лагеря, замученных гитлеровцами и латышскими шуцманами в годы немецкой оккупации. Под траурными плитами находится земля, собранная из 23 гитлеровских концлагерей, действовавших на территории Латвии в годы войны. 

Венки возлагали делегации от российского и белорусского посольств, а также от консульства Казахстана. Через час каменная плита, установленная на месте одного из лагерных бараков, полностью покрылась ярким ковром из весенних цветов. По традиции вместе с цветами многие укладывают детские игрушки и конфеты – в память о замученных в Саласпилсе маленьких детях. 

Российский посол Александр Вешняков в разговоре с журналистами, заметил, что латвийские историки, которые проводили исследования архивных документов Саласпилсских лагерей, тоже пришли к выводу, что здесь погибли тысячи человек. И хотя эти данные в отношении количества жертв расходятся с теми, что были обнародованы в советские годы, но главный вывод, по мнению посла, в объединении усилий историков России и Латвии в расследовании трагедии, в которой огромные потери понесли наши народы. 

– Не надо пытаться обелить преступления, совершенные нацистами в Саласпилсе, – считает А. А. Вешняков. – Здесь погибали абсолютно невинные люди, мирные жители, среди которых было немало детей. Их были не десятки, а тысячи – и это совершенно очевидный факт!

После того как на импровизированной трибуне выступили бывшие узники Саласпилса с рассказом о пережитых здесь ужасах, по всему мемориалу разнесся мощный «Бухенвальдский набат», слова которого подхватили участники митинга памяти. После этого делегация представителей русской общественности Латвии, приехавшая в Саласпилс из разных городов страны,  отправилась на старое православное Гарнизонное кладбище Саласпилса, возложив и здесь венки жертвам минувшей войны.