Круглый стол «Вклад русской эмиграции в науку, культуру и образование зарубежных стран», ставший частью XIV Ассамблеи Русского мира, был сфокусирован не на потерях, а на приобретении – на том серьёзном импульсе, который придала русская эмиграция культуре и науке принимающих стран. Спикером встречи стал известный исследователь русской эмиграции, президент РГГУ Ефим Пивовар.

– В эти дни мы отмечаем, насколько это можно отмечать, столетие тех событий в портах Крыма, которые привели к тому, что до ста пятидесяти тысяч участников белого движения, гражданских беженцев эвакуировались и оказались затем в Турции, прежде всего в Стамбуле. Из этих ста пятидесяти тысяч семьдесят были военными, и, конечно, доказательств тому, что было много гражданских лиц – казаков, казачек, священников и так далее – много. Но вот моя книжка, которая была опубликована на английском языке, на её обложке – косынки и картузы гражданских беженцев, снятые прямо в порту прибытия. Это говорит о том, что огромное количество лиц всех сословий, всех рангов оказались в этом процессе.

Вообще в целом цифры такой окончательной, конечно, так, наверно, никогда и не будет – разные есть оценки, но не менее двух с половиной миллионов оказалось вне пределов родины сразу после окончания Гражданской войны. То есть сто пятьдесят тысяч – это только маленькая капля этого общего потока.

Но для меня важно, что это не просто беженцы, это не просто эвакуация. Я, когда ещё первую работу вместе со своими учениками создавал в конце прошлого века, назвал её «Россия в изгнании». Я вообще считаю, что это уникальный феномен российской истории и мировой истории. Может, конечно, мы как всегда преувеличиваем, но вряд ли.

Дело в том, что не просто это был исход. Была попытка создания – ну, я бы сказал, параллельной России в изгнании со всеми её атрибутами: с армией в лице РОВСа – Российского общевойскового союза, с военно-учебными заведениями вплоть до академии Генштаба – я говорю о курсах генерала Головина, с кадетскими корпусами, с военными училищами и так далее. Далее, конечно, это и вся иерархия Русской православной церкви, включая и высших иерархов, и даже функционирование Богословского института, который готовил кадры для русского православия в Париже.

От школ до гимназий, от факультетов до русских институтов в целом ряде городов – прежде всего в Праге и в Париже, от партий всего политического спектра до их печатных органов, от русского бизнеса, включая банки, включая страховые компании и другие бизнесы – в реальной экономике, от рекламы в различных её ипостасях, в том числе и в прессе, до библиотек, музеев и даже столиц, хотя столиц была не одна, но более крупные центры России в изгнании – это, конечно, Париж, Берлин, Прага, Белград, София, до науки, научных учреждений, в том числе Российской академии наук, до научных журналов по истории, по филологии, по философии, по праву, по экономике, по аграрной проблематике, включая и зоологию, и биологию, и селекцию, и так далее. Можно продолжать – таких элементов было очень много.

Фактически это позволяло российскому зарубежью надеяться на то, что это временно, что они создали всё это для того, чтобы не потерять при скором возвращении на родину, и чтобы вот эти элементы сохранялись, и подрастающее поколение тоже жило этим на базе российского культурно-исторического фундамента.

Конечно, российская эмиграция XX века, особенно, конечно, первая волна, оказала на формирование глобальной цивилизации огромное влияние и потому, что она создала уникальный мир науки, я уже говорил, культуры, философии, литературы, живописи, музыки, театра, инновационных технологических идей, которые стали достоянием всего человечества, и потому, что она всячески пыталась сохранить целостность этого русского социально-экономического и культурного феномена, и по сути дела, и стала тем мостом, который соединил дореволюционную Россию с постреволюционной Россией и Россией современной. Ну и конечно, поскольку это создало огромные возможности достижения и вклада в целый ряд областей знания и культуры.

Хрестоматийные вещи не хочется повторять, потому что мы все уже достаточно хорошо их знаем, но тем не менее нельзя не отметить, что это огромная работа преподавателей и научной среды русской профессуры в Праге, в Белграде, в Софии и Харбине, это «русский Монмартр» в Париже, это изобретения Игоря Сикорского и Владимира Зворыкина в США – реализация тех достижений и открытий, которые они осуществили ещё в России; это создание национальных балетных школ стран Латинской Америки в том же Парагвае и в других странах, где, собственно говоря, в основе этих балетных школ были российские хореографы и российские постановщики. Это огромный вклад первой волны в становление инженерного дела и инженерного образования и гуманитарных наук, допустим, в США.

Мы можем говорить о нашей исторической науке, ведь российские историки Ростовцев, Васильев, Вернадский, Карпович – это не просто исследователи, которые преподавали в США, – это основатели целых школ в американской, а затем в мировой науке, это, по крайней мере всё, что связано с россиеведением в американских университетах, – я имею в виду то, что россиеведение начинается с Карповича – это, в принципе, первый человек, которого называют и современные специалисты по российской проблематике, историки, когда публикуют какие-то истории развития советологии в США.

Я бы сказал, что российское зарубежье – и старшее, и молодое его поколения – не являются лишь историческим феноменом. Это и наша современность и, я надеюсь, и наше будущее в какой-то степени, поскольку этот процесс, особенно сейчас, усиливается, потому что фактически изменилась кардинальным образом и государственная политика, как говорила наша ведущая, и в отношение исторической памяти, и государственная политика по отношению к соотечественникам вообще, и к потомкам российского зарубежья. И практически это сейчас живые традиции.

Я в прошлом году опубликовал книжку «Мир российского зарубежья конца XX – начала XXI века», где есть специальные главы о новой политике Российской Федерации по отношению к соотечественникам вообще, и государственная программа по работе с соотечественниками, и о новом законодательстве, и, конечно, и обратная связь современного Русского мира со своей исторической родиной.

Я бы сказал, что и сейчас представители российского зарубежья – и коллекционеры, и меценаты, и литераторы, и учёные, и предприниматели – продолжают нести вот это своё послание и России, и миру.

Конечно, мы прекрасно знаем о подвижнической деятельности таких фигур, как Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский, который играет и огромную роль в собрании художественной коллекции, связанной с российским зарубежьем, и как публицист выступает, и его книги являются для нас и источником – для современных историков, и я с радостью использовал их даже и в своей последней этой работе. Дмитрий Борисович Де Кошко – это тоже фигура, которая известна, конечно, историкам, специализирующимся по современному Русскому миру, поскольку его многие тексты и послания вообще адресованы и нам – коллегам, которые занимаются российским зарубежьем сейчас. Я не могу не назвать и Александра Александровича Трубецкого, проводящего огромную работу в рамках русско-французского диалога, и я кланяюсь всем этим людям, которых я назвал, потому что в трудную минуту современной российской истории, связанной с событиями середины этого десятилетия, с возвращением Крыма в родную гавань, они своё реальное слово сказали и поддержали Российскую Федерацию и жителей Крыма, прежде всего, в их устремлениях.

Не говоря уже о том, как современные представители Русского мира – наши соотечественники – выступают в поддержку памяти о Великой Отечественной войне и роли советского народа в освобождении всего человечества от коричневой чумы и, собственно говоря, в спасении мировой цивилизации: не только спасении своей страны – конечно, и это самое главное, что сделал советский народ и его Красная армия, но и спасении цивилизации, которая тоже, к сожалению, сейчас старается немножко и забыть или как-то обойти, или недоговаривать того, что было на самом деле. И тут сыграло роль российское зарубежье и продолжает играть роль, поддерживающую своё Отечество.

Ну конечно, надо сказать, что в настоящее время основная канва – основная, потому что в истории нет окончательного достижения абсолютной истины и никогда и не будет, – событийная канва российской эмиграции более или менее восстановлена, но далеко не вся, и, конечно, многое ещё предстоит сделать. Мы, конечно, многое сделали и в изучении так называемых столиц русской эмиграции. Я помню, что мы издали несколько работ и коллективных сборников по русской Праге, вот сейчас опять выходит в рамках деятельности Российско-чешской комиссии – мы издаём ещё одну работу, и там есть и моя статья, касающаяся вклада русской Праги и в развитие гуманитаристики в целом, и в развитие литературы и искусства в целом, и, конечно, вклада русской Праги в продвижение высочайших достижений российских гуманитариев в мире: это и деятельность Якобсона, это и деятельность других великих наших соотечественников.

Я хочу сказать, что то же самое можно сказать и о русском Париже. Недавно вышло ещё одно издание, касающееся только фактов русского зарубежья в Париже и во Франции в целом. И, конечно, эта работа будет продолжаться и с точки зрения изучения того, что происходило в Белграде, и того, что происходило в Софии, и, конечно, того, что потом происходило в Новом Свете, – прежде всего в США, в Канаде и, конечно, в странах Латинской Америки.

Хотя событийная канва более или менее – более-менее, подчеркиваю, – освещена, но ещё много-много нам предстоит дальше действовать. И для этого были созданы условия как раз российским зарубежьем. Разве это не подвиг – создание российского зарубежного архива? Да, сейчас огромную работу проводит Фонд имени Солженицына. Я счастлив, что есть теперь музей, и он будет пополняться, и это продолжается и будет продолжаться. Но первый фундаментальный шаг был сделан нашими соотечественниками, которые в 20-е и 30-е годы собирали по крупицам и архивы вообще беженцев, эмигрантов, и организаций российского зарубежья, и архивы казачества, и многое-многое другое, и всё это волею судеб вернулось на родину, и первое, что мы смогли изучать и продолжаем изучать, это фонды российского заграничного архива, которые сейчас открыты и доступны всем, но, конечно, долгое время доступ к ним был крайне ограничен ещё в советское время. Тем не менее, и тогда уже этот процесс начался.

Но, конечно, сама по себе эта идея великолепна, и мы благодарим тех, кто собрал и сохранил эти бесценные реликвии, так же как и гуманитариев Чехии и Словакии, которые поддерживали этот проект и тоже внесли свой вклад в то, чтобы это всё сохранилось и осталось, прежде всего в Москве, но не только в Москве – и в Праге ещё большая коллекция тоже существует.