В России открылся первый «Музей самоизоляции» – совместный интерактивный проект Музея Москвы и галереи «Триумф», и эта инициатива уже заинтересовала музейных профессионалов Берлина, Лондона и Нью-Йорка. О том, какие экспонаты эпохи коронавируса есть в его коллекции и как музей стал архивом эмоций и привычек человека-онлайн, в интервью «Русскому миру» рассказывает генеральный директор Музея Москвы Анна Трапкова.

– Вы уже открыли «Музей самоизоляции», хотя мы пока ещё из неё не вышли. В чём смысл, ведь действие продолжается?

– Я считаю, что мы даже с опозданием начали собирать вещи. Точнее, идея сохранить уникальный для всех опыт родилась сама собой, вместе с карантином. И в этом была ошибка: мы начали серию онлайн-бесед на тему переживаний в самоизоляцию, но быстро поняли, что в момент, когда всё начинается, глубокая рефлексия невозможна. Получался сумбур. Мы смотрели на то, как запускались музеи самоизоляции в Нью-Йорке и в Лондоне, похожие на сумбур наших онлайн-интервью, и понимали: мы так не хотим.

– Тогда как же вам удалось создать настоящую хронику времени? Ведь у вас собраны живопись, графика, фотографии, инсталляции, видеосюжеты, личные свидетельства и самодельные маски, украшения, дневники – всё, чем жили люди во время 75-дневной самоизоляции.

– Это случилось по большей части к концу самоизоляции и после неё. Мы догадывались, что горожане сидят по домам не просто так: они что‑то делают. Вспомните, в тех же «Фейсбуке» и «Инстаграме» довольно быстро появились фотографии самодельных масок, а на «Ютубе» – видеорецепты блюд домашней кухни. Пришли новые правила, люди начали придумывать, как сделать карантинную рутину разнообразней. И мы решили, что пора бросить клич: «Несите нам вещи». Снова возобновили запись онлайн-интервью. Когда начался сбор историй и экспонатов, было ощущение, что ничего не принесут или что разговоры будут неинтересными. Но мы получили сильный эмоциональный отклик. В музей потоком пошли поделки: карантинные украшения – кольца, серьги, кулоны, даже скатерти и салфетки; ещё графика, вязаные вещи, те же самодельные маски. Уже на следующий день я читала десятки историй и узнавала себя – смеялась и плакала.

– Плакали? Что вас так задело?

– Всё. Это были рассказы про меня – моё одиночество, эмоциональное выгорание, мои расставания, апатию, веселье, лень и страхи. Когда читала «Дневник санитара» Марии Ионовой-Грибиной, гнала от себя панику. Рассматривала работу Игоря Самолета «Ни юмора, ни чувств. Я выгорел». И – без комментариев. Зацепило интервью Яна Башарина: «Я много плакал и ел картошку фри». Я кожей ощутила, как бывает стыдно и как наступает беспомощность, когда посетителям указывают на дверь в супермаркете просто потому, что они опять забыли надеть маску.

– А над чем смеялись?

– Скорее вдохновлялась, когда понимала: «Вот! Это то что надо». Например, вязаные кофточки из фетра. Или варежки и шапки с помпонами. Помню, не могла оторваться от записок хроникёра Ulysses «Правила жизни Ulysses». Он или она не захотели написать своего настоящего имени. Зато теперь в музее есть афоризмы-артефакты «Правила жизни Ulysses»: «Если вам скучно в четырёх стенах, и по потолку вы уже ползали, загляните в себя», «Любой неблагоприятный период в жизни можно проспать», «У отвращения нет пределов», «Питайся просто, но сбалансированно», «Не верьте рекламе, просто заведите свои секреты».

Так постепенно из разрозненных вещей и взглядов начал складываться «Музей самоизоляции». Коллекцию составили как артефакты, принесённые обычными людьми, так и работы художников. Все они по-новому взглянули на дом, работу и творчество – на всё то единое пространство, которое временно заменило среду обитания. Когда выходить из дома можно было только в случае нужды – в ближайший магазин, вынести мусор или для прогулки с собакой.

– На выставке не покидает ощущение – это архив времени, его документ и художественная психотерапия вместе взятые. Как вы этого добились?

– Мы к этому сознательно стремились. У нас сложился удивительный кураторский состав наблюдателей – философ Марина Бобылева, антрополог Наиль Фархатдинов, социолог Полина Жураковская. Именно они продумывали, какие работы горожан-сидельцев на карантине и художников собирать. Отбор вещей и рефлексия, даже неудачное её начало, помогли понять: вместе с растерянностью, страхами и даже паникой самоизоляции пришла мобилизация. Ведь никто не может отобрать у человека право на интеллектуальную деятельность, самовыражение и на занятие искусством. В любых условиях. Те же социальные сети дают много инструментов творческого самовыражения и остаются мощным ресурсом для художественной терапии. Но выставка пошла не только по художественному пути и пути эмоций, хотя стала архивом эмоций, но и по дороге социально-антропологического исследования актуальных способов самовыражения человека. Поэтому, кажется, получилась и выставка, и собран богатый материал для продолжения научной работы – изучения возможностей человека в форс-мажорных обстоятельствах.

– Скоро год, как мы живём в этом самом форс-мажоре, сутками «висим» в сети. У вас нет опасения, что зрителю вместе с пандемией надоест музей о ней?

– Такие страхи тоже были. Сомнения исчезли, когда я пришла в галерею «Триумф». Меня поразили работы художников на тему самоизоляции. Их глубина. Ещё больше впечатлило, что многие художники работали в жанре дневника. Это новый взгляд. Я сразу пригласила художников «Триумфа» к нам в музей, и их работы стали частью выставки. Рада, что такой взгляд заинтересовал музейных профессионалов Берлина, Лондона и Нью-Йорка. Они присматриваются к нашему опыту. Думаю, важно, что мы даём возможность самовыражения художникам и рядом показываем те вещи, которые люди принесли сами. Создаём чувство сопричастности ко времени. Кстати, на выставке мы разделяем художественные объекты и объекты, принадлежащие обычным людям. Интересно, что при этом они словно магнитом притягиваются друг к другу.

– На ваш взгляд, почему?

– Мне кажется потому, что вместе они учат тому, что новые явления – онлайн и пандемия – нас многому смогли научить. Онлайн учит тому, что просто прийти и посмотреть уже стало настоящей ценностью, учит ценить возможность выбора, возможность распоряжаться собой в пространстве среды обитания. А пандемия через онлайн научила жить сегодняшним днём и верить в будущее. Как написал одни из авторов дневников «Музея самоизоляции», «мы обязательно всё это переживём, и всё будет как раньше. Или лучше».

– Сможет ли ваша выставка, когда наступят посткоронавирусные времена, куда-то выехать?

– Если её перевозить, то нужно обязательно адаптировать к местным особенностям. Каждый город, будь то Казань, Санкт-Петербург или Владивосток, переживал и переживает пандемию по-разному, везде свои «фишки». Их надо искать и показывать. Только так можно поверить музею. А так – да, мы можем открыть выставку, обсудить, видоизменить, заархивировать и оставить в фонде. Для будущих поколений.

– Мы все ждём не дождёмся, когда пандемия закончится. Тогда и у вас тоже закончится период сбора материала?

– Нет, мы продолжаем его собирать. У нас много чего нет. Например, я ещё не придумала, как артефактами показать то, что в самоизоляцию мы чуть ли не поголовно и заново учились печь пироги-торты по бабушкиным и экзотичным рецептам или просто готовить домашнюю еду. Разумеется, продолжим после пандемии сбор новых её свидетельств. Ещё и потому, что работаем не только для сегодняшнего зрителя, но и для того человека, который через тридцать, пятьдесят или сто лет будет изучать явление самоизоляции. Мы музей и должны отвечать за вечность.