Почему в Америке, самой демократичной стране мира, американцы не хотят признавать эмигрантов за своих? «Даже Набокову не удалось стать своим в американской среде!» – сказал мне однажды знакомый, и сразу стало легче: какой смысл стремиться к тому, что по определению невозможно сделать. За это стоит выпить, и, конечно, в русском ресторане. По странной случайности в Нью-Йорке все они (кроме Anyway, который уже давно утратил русский колорит) располагаются в Западном Манхеттене на 50-х улицах. 

Помпезный Russian Tеa Room с рогами изобилия и золотыми павлинами соседствует с «Дядей Ваней», а неподалеку находятся «Рюмка» и напротив легендарный «Русский самовар», который открылся ещё в 1986 году по инициативе ленинградского интеллектуала Романа Каплана, который привлёк Иосифа Бродского и Михаила Барышникова. Часть Нобелевской премии одного и танцевальные гонорары другого дали старт самому популярному среди американцев русскому заведению. Каждый из этих людей мечтал «влиться» в американскую среду, и в первую очередь «покорить Америку» удалось Барышникову. Маленький и поджарый, он до сих пор тусуется на русских вечеринках, но уже как гость – Барышников давно стал для американской элиты тем самым «своим». Иосиф Бродский преподавал русскую литературу и поэзию в западных колледжах и всё надеялся стать великим, признанным американцами поэтом. Так и не стал.

Роман Каплан даже и не пытался куда-то прорваться. Он основался в «Самоваре», став его неотделимой частью, давно оставив прошлому свои литературоведческие, искусствоведческие познания и необходимость использовать все восемь языков, которыми отлично владеет. Каплан стал живой легендой, прообразом легендарного основателя «Бродячей собаки» Бориса Пронина. На 52-й улице между Бродвеем и 8-м авеню, в «Русском самоваре» Романа Каплана всегда можно встретить. Он со всеми как будто знаком, подходит к столикам и иногда по-свойски присаживается, выпьет рюмочку-другую, угостит компанию выпивкой «от заведения» и пойдёт к следующему столику. И хотя ресторан вроде бы русский, времена, о которых пишут Анатолий Найман в «Романе с Самоваром» и Юля Беломлинская в «Бедной девушке», уже прошли. Сейчас там можно встретить в основном американцев. На втором этаже, правда, иногда случаются бесплатные концерты, на которые приходит скромная, интеллигентная русская публика, которая никогда ничего на первом этаже не закажет – слишком дорого. Как-то раз в «Самоваре» выступал Псой Короленко. Он пел свои песни, Каплан слушал, но вдруг встал и вышел. А потом отчитал Псоя за употребление ненормативной лексики, и «чтобы больше такого не повторялось». Пришлось исполнителю буквально на ходу подставлять «приличные» слова. Потом, правда, Каплан немного смягчился и попросил спеть что-нибудь опять с матерными словами. Примерно такой же феномен происходит и с эмигрантами: нас просят быть честными, яркими, откровенными – американцам нравится открытая «русская душа». «Я лублу русски!» – сказал мне как-то один кинорежиссёр таким тоном, как хвалят пельмени. «Разве ты – русская? – удивилась парикмахерша. – Ты же не блондинка!» До сих пор живы штампы друг о друге, вроде «американцы тупые, русские умные» или «американцы громко разговаривают и всё время улыбаются, а русские хмурые и неразговорчивые», но всем по-прежнему хочется увидеть своё, родное.  

«То, что творится здесь, находится как бы в другом измерении. И освоить это психологически, то есть превратить это в свой собственный внутренний ритм, я думаю, просто невозможно», – говорил Бродский, который, по воспоминаниям Евгения Рейна, ещё будучи в Ленинграде, курил «Мальборо» и читал «Таймс». Александр Генис вспоминал, как они часами спорили о Гоголе, сидя с Вайлем и Довлатовым в нью-йоркском кафе. В свою очередь сам Сергей Довлатов (по отцу еврей, а по матери армянин), будучи в Америке, наконец сформулировал свою национальную принадлежность: «русский по профессии». Несомненно, все эти выдающиеся русские эмигранты были и есть русские и в душе, как бы они не старались быть американцами.

«Мы не лучше коренных американцев, – сказал Бродский. – И уж, конечно, не умнее их. Мы всего лишь побывали на конечной остановке уходящего троллейбуса».