Они назвали себя трогательно-нежно – «Росинка». Хор «Росинка» из Лондона. Это простое слово очень точно отражает и репертуарные предпочтения, и манеру исполнения, и отношение к тому, о чём поют с таким неподдельным чувством разновозрастные дети наших соотечественников, бывших граждан СССР и стран СНГ. Их в хоре 24 – от 6 до 21 года, объединённых не только любовью к музыке, но, прежде всего, к русской культуре, русской музыкальной традиции, вкус к которым прививает небольшая группа энтузиастов во главе с художественным руководителем Лидией Рейнской. Когда на концерте во время проведения II Ассамблеи Русского мира самый маленький участник хора, шестилетний Марк Рейнский, вместе с другими певцами старательно выводил по-русски «Позови меня тихо по имени, ключевой водой напои меня» у многих в зале увлажнились глаза. Зал всматривался в них. «Знаю, сбудется наше свидание, я вернусь…» 

– Многих выступление вашего хора до слёз тронуло.

– Правда?

– Это очень тепло было, и потом у вас такой разновозрастный хор…

– У меня нет выбора. Там нет людей, которые хотят соприкасаться с русской культурой, с русской музыкой. Я беру всех, у кого есть голос, слух, тяга особенно к русской культуре. Я не могу отказать им в этом.

У меня в хоре 24 человека, самому младшему – шесть, это Марк Рейнский, мой сын. А самая старшая – Саша Боярова, ей 21 год. Это мой первый набор. Они пришли ко мне ещё три года назад, постепенно подросли и всё равно продолжают с нами заниматься.

– Вы сами давно в музыке и давно в Англии?

– Я музыкант по образованию, училась в Санкт-Петербурге, жила там десять лет. Сама родом из Эстонии, Таллина. В эмиграции девять лет. Из Эстонии была вынужденная, тяжёлая эмиграция. Я работала директором музыкальной школы, но когда начались известные вам процессы в Прибалтике, меня заменили эстонским директором, поскольку это бюджетное место и меня просто попросили уйти без каких-либо объяснений. Я боролась за своё существование в суде полтора года, выиграла его, но работу мне всё равно не дали, и я ушла в свободное плавание. Эстония – моя родина, но она стала мне мачехой.

– Происходит ли сейчас что-то такое в России, что может вернуть русских людей на родину?

– Даже участие в Ассамблее Русского мира уже заронило какие-то семена в души детей, родителей. Поездка произвела на них большое впечатление, и многие действительно начинают думать, почему бы не Россия, почему бы не Москва? Они нам об этом говорили, особенно после концерта. У меня растёт двое детей – дочка и сын, она танцовщица. Вопрос – куда? Если бы нас хоть кто-то приютил, пригрел, ждал. Мы бы… но кто нас ждёт? Кому мы нужны? То, что было в Эстонии, это было просто нереально, это было ежечасное, ежеминутное унижение по национальному признаку.

– Адаптация в Англии долго продолжалась? Вы сразу стали профессионально заниматься музыкой?

– Нет, конечно. Мы учили язык целый год, всё-таки мы не дети. А затем я подтвердила свой петербургский диплом, получила британский сертификат руководителя хора и преподавателя нескольких музыкальных дисциплин. После этого мы и стали пытаться продвигать свои проекты, создавать детские хоры. Нам помогали английские фонды. Сначала фонд «Миллениум», Фонд принцессы Дианы, благодаря ему мы начали свою деятельность три года назад.

– Но вы девять лет в Англии, а предыдущие шесть лет?

– Это были поиски, выживание, нелёгкая эмигрантская судьба, скажем так. Всё написано в наших глазах, в глазах наших детей.

– В последние годы отношения между Россией и Англией заметно изменились, и не в лучшую сторону…

– Мы сразу же это почувствовали. Нас прекратили финансировать, мы получили сразу 15 отказов от фондов. Это было странно, потому что детям всегда в Британии помогают, детские проекты всегда поддерживались. В это сложное для нас время представитель Всемирного координационного совета российских соотечественников в Эстонии господин Заренков посоветовал обратиться в фонд «Русский мир». Мы написали туда и получили поддержку ещё на полгода. Я даже не могу рассказать, насколько это было важно. Мы выжили.

– Как же вы все нашли друг друга?

– Сарафанное радио. Ведь наш круг очень узкий. У нас, естественно, не поют дети олигархов, я сомневаюсь, что они вообще где-либо поют. У них своя жизнь, отличная от нашей. В хоре обычные дети, все учатся в английских школах, все англоговорящие. Ассимиляция в Британии идёт огромными темпами. Они с пяти лет идут в школу и где-то за два года полностью становятся британцами. Ментально русский язык выживает лишь в семьях, где настроены на это родители, идентифицирующие себя с русскими, с русской культурой. Основная масса моих детей – британцы, они родились в Британии. А родители все из России или стран СНГ – Прибалтики, Белоруссии, Киргизии, Казахстана.

– Песенные предпочтения детей каким-то образом влияют на репертуарную политику хора?

– Это совместное творчество. Мои дети обожают песни Максима Дунаевского. Мы перепели почти всё из кинофильма «Мэри Поппинс, до свидания!». И, конечно, очень любят песни Игоря Матвиенко. За три года у нас сформировался солидный репертуар, есть русские народные песни, классика русская, целый блок английских песен на Рождество.

– Вы в Лондоне на базе какой-то школы работаете?

– Я хочу, чтобы вы поняли, что никакой базы ни у кого в Британии нет. За всё надо платить, и платить огромные деньги. Мы арендуем помещение в церкви и платим за аренду немалые деньги, но благодаря этому существуем.

Родители платят минимальный взнос для того, чтобы можно было брать групповые уроки по сольфеджио, по хору.

– Ваша аудитория в Англии – это в основном русскоязычные?

– Конечно, они очень рады нас слышать, но так сложилось, что мы выступаем много и перед англоязычной аудиторией. В соборах, в основном, поскольку они у них пустуют, у них никто не молится. Они используют соборы по концертному назначению, мы с удовольствием там поём в среднем раз в месяц. Я не могу детей отрывать от учёбы. Это не концертная бригада. Для меня важнее кропотливо работать с ними, донося все нюансы русской культуры. Плюс много рутинной работы – сохранение имиджа преподавания на русском языке. Пока они выучат названия интервалов по-русски, есть ещё параллельная английская музыкальная грамота, где нет привычных нот, а только цифровка. Мы стараемся параллельно умесить в них и то, и это. Плюс мы периодически сдаём государственные экзамены. В Англии есть восемь грейдов, это примерно соответствует курсу обучения в нашей музыкальной школе и двум курсам музыкального училища. Некоторые дети готовятся на этот грейд, мы им помогаем, они получают сертификаты. Скажем, если ребенок имеет восьмой грейд, он имеет право поступить в высшее музыкальное учебное заведение Британии. Это, конечно, не Московская консерватория…

– Но вы, наверное, такую цель не ставите?

– В хоре есть одна девочка, Эрика, я думаю, она будет певицей. Она из тех, кого привезли в Британию в детском возрасте. У неё формируется хорошее драматическое сопрано, она пока маленькая, 14 лет, но мы над этим работаем. Как правило, собираемся два раза в неделю. В программе обучения сольфеджио, хор, и кое-кто из детей получает отдельно уроки по классу скрипки, фортепиано – индивидуальные занятия с преподавателями. Нас немного, но мы в тельняшках. У нас есть замечательный скрипач Артём Котов, лауреат международных конкурсов, выпускник Московской консерватории; Татьяна Рыбакова, которая закончила в Петербурге музучилище, преподаватель фортепиано из Литвы; я преподаю сольфеджио и хор.

– Вы встречаетесь с родителями детей, помимо занятий общаетесь?

– Это наш форт, это наше второе я. Без родителей было бы нереально организовать доставку детей, работать было бы очень сложно без них в Лондоне.

– Когда Вы последний раз были в России?

– Прошлым летом мы приезжали с мужем на три дня в Москву. Ещё раз хотим сказать огромное спасибо за поддержку нашего хора фонду «Русский мир».