Вячеслав Зайцев: Вырядятся люди в бренды, а откроют рот – и понимаешь: в голове-то у них обшарпанная коммуналка
У кутюрье №1 Славы Зайцева на все дресс-коды, коих он пережил и ввёл немало, один рецепт – несколько лет назад он бросил всё и уехал жить в лес. Сбылась мечта художника – он построил дом, который отвечает его внутреннему миру. Внутренний мир, считает Зайцев, ни блёстками не прикроешь, ни жёсткими нормами не введёшь.
– Дом-усадьба – это мой способ отдыхать от внешнего мира. Я с людьми, но они меня не достают.
– Вам, наверное, уже не интересны проблемы обычных людей, например, обсуждаемая в обществе идея введения дресс-кода, который его оппоненты окрестили «религиозным», поскольку идею высказал священник?
– Что значит – «не интересны»? Я часть этого общества и вообще-то из бедной семьи. Мама во время войны работала медсестрой и подрабатывала уборщицей и прачкой. Подметала семь подъездов, остальное время стирала. Возле таза с бельём вижу её до сих пор. Нищета была страшная: мы ели мёрзлую капусту, картофельную шелуху. С семи лет я работал. Когда маму забрали в больницу, я приловчился петь песни продавщицам во время обеденного перерыва. За это они давали мне кусочки печенья. Их я продавал на рынке. На вырученные деньги покупал маме хлеб в больницу. Благодаря маме в жуткой послевоенной атмосфере Иваново, среди воровства и хулиганства, я вырос человеком.
– Неужели Слава Зайцев считает, что современники «бесятся с жиру», а вот у бедности есть стимулы для роста?
– Не дай Бог жить, как нам досталось, никому. Я думаю, что из-за той серости и убогости, что были, тяга к ярким краскам и бурлеску – это компенсация детьми и внуками того, чем обделены были дедушки и бабушки. Но и это, как и молодость, пройдёт. Научится наш народ чувству меры. Дайте время. А если у людей есть любимое дело или близкие, способные развить какие-никакие наклонности к чему-либо, чего опасаться таких мелочей, как дурно одетые люди?
– И всё же, на ваш взгляд, нужен нашему обществу определённый дресс-код, который с точки зрения ряда религиозных деятелей, остановил бы оголение и безнравственность?
– С уважением отношусь и к дресс-коду – вообще-то, это разумные нормы и правила поведения человека в том или ином обществе, – и к религии, она лучше делает наш внутренний мир. А у некоторых его просто сохраняет. Но я против всякой категоричности: как армейской дисциплины во внешнем виде (на самом деле это вид цензуры), так и оголяющей вседозволенности. Она провоцирует распутство и дурной вкус. Это же крайности. Ввести запреты под видом дресс-кода или облачить всех в единую форму мне представляется упрощением. Неспроста же дресс-кодов много. Вот научить людей им соответствовать в разных ситуациях – много сложнее. Думаю, и религия, и культура этому и учили и будут учить. Тут без терпения и уважения не обойтись. Всё же, полагаю, дресс-код – не закон. Нормами правопорядка его не введёшь. Люди сами должны прийти к тому, что одеваться надо так, чтобы одежда отражала их внутренний мир, а не обнажала его или прикрывала его дешёвыми блёстками. Ну или показывала голого короля. Я и сам раздражаюсь, когда вижу таких людей на улице.
– Не это ли вас заставило уехать из Москвы? Кстати, почему вы переселились не в элитный загородный посёлок, а в глухой лес?
– Совсем не это. Просто с детства я воспитан в страхе одиночества, и если бы мне кто-то сказал, что буду жить в лесу, где нет людей, я бы рассмеялся. Но Новый 2000 год я захотел встретить один. Когда рано утром я вышел из дома, почувствовал, что природа открыла мне объятия. Было солнце, лес окутан снегом, как на рождественской открытке. Сразу захотелось сладких пирожков и горячего чая.
– Для прислуги, наверное, это не проблема?
– Какая прислуга? Я один во всём лесу. Рядом с домом кладбище, разрушенная церковь XVII века и в нескольких километрах – деревня.
– Не страшно?
– Жить, как дачники, пробовал, ездил в гости, но зверел от того старья, которое туда свозилось. Это барахло меня оскорбляло. Я понимал, что не могу себе позволить жить как хочу, а так – не хочу. Всё новое, а отношения коммунальные. Это как с одеждой. Вырядятся люди в бренды с головы до ног, а откроют рот – и понимаешь: в голове-то у них обшарпанная коммуналка. Я так не хотел, и когда в 1993 году начал сотрудничать с французами из L’Or