На днях в Белгороде произошло знаковое для духовной жизни России событие: ректор Института культуры и искусств Ирина Игнатова запретила студентам ставить пьесу Евгения Гришковца «Планета». Почти по всем каналам ТВ прошли сюжеты, где Игнатова в качестве ньюсмейкера комментировала своё решение, ссылаясь на позицию губернатора Евгения Савченко. Администрация Белгородчины давно борется с распущенностью вверенных ей граждан – даже полицию нравов завела.

Забота о нравственности народа всегда была одной из главных задач российских управителей. Особенно во времена, мягко выражаясь, недоработок на остальных жизненно важных участках. Долги по зарплате в области составляют более 40 миллионов рублей. Здравоохранение легло так, что для его «реанимации» потребовалась специальная программа, рассчитанная на два года. Буквально три месяца назад уволили главу управления по борьбе с экономическими преступлениями, которое раззвонило на всю страну о победах на фронте борьбы с коррупцией, но оказалось замешанным в этой же самой коррупции. Жилищно-коммунальное хозяйство трещит по швам – полторы сотни многоэтажных домов требуют немедленного капитального ремонта. Понятно, что в этих условиях забота о нравственности выходит на первое место. Потому что денег не просит.

Проректор института Александр Бердник заявил, что поддерживает решение ректора, потому что «чернухе и порнухе» не место на сцене. Показали в телесюжетах педагогов института. Одна из наставниц юношества прямо сказала, что пьесу не видела, но «против». Это мы уже проходили.  «Пастернака я не читал, но как и весь советский народ...». В компании с Гришковцом оказались молодые российские драматурги Иван Вырыпаев, Андрей Крупин и нобелевский лауреат Дарио Фо.

Сразу скажу, что я не в большом восторге от произведений многих современных художников слова, и драматургов в том числе. Нередко у них рефлексия подменяет сюжет, а ненормативной лексики значительно больше на квадратный метр сцены, чем у классических авторов. Одно дело – прочитать матерное речение в романе – наедине, на кухне, в компании с кошкой. Другое дело – услышать его с театральных подмостков в компании интеллигентных дам, среди которых попадаются и юницы. Понятное дело, некоторые девушки сегодня сами могут обогатить ненормативную лексику сценографов речениями, о которых те не знают. И всё же, всё же...

Студенты института культуры и искусств, как любые молодые люди, конечно же, переживают нормальный период становления личности – со всеми перекосами: максимализмом, неприятием авторитетов, страстью к экспериментам. Возраст и жизненный опыт потом это сгладят. Но сегодня им, будущим творческим работникам, эксперимент не только не противопоказан, но необходим. Известно же, что на чужих ошибках ещё никто и никогда ничему не учился. Учатся только на ошибках собственных. В этой связи невольно возникает вопрос: неужели начальники белгородского Института культуры всегда были такими праведными, неужели им никогда не хотелось выйти «за рамки», сделать что-то самостоятельно, без подсказки взрослых? Если так, то их можно лишь пожалеть. А заодно пожалеть и студентов, которые вынуждены приобщаться к великой культуре под руководством ходячих функций.
Сами того не желая, руководители института обеспечили Евгению Гришковцу качественную рекламу. Если бы пьесу не запретили, «Планету» посмотрело бы три десятка белгородчан, половина которых забыла бы сюжет, едва покинув театр, потому что сюжета как такового в пьесе и нет. Она построена на монологах и настроении. Кстати, в ней нет мата. «Планета» вот уже десять лет «вращается» на московских подмостках, время от времени вызывая рецензии, где осторожная похвала замешена на недоумении. Фурора пьеса не вызвала. Почему она грозила обвалом белгородской нравственности, не понятно. Подозреваю, что руководители института её просто не читали.

Иное дело – шумная пьеса Ивана Вырыпаева «Кислород», построенная в жанре клипа. Музыка, речетатив, несловарная лексика. И опять же бессюжетность. А всё вместе – протест против удушающей атмосферы лжи и страха. К форме пьесы можно придираться, но её гуманистическое, как раньше выражались, гражданское содержание сомнений не вызывает. Драматург стал открытием последних лет, его пьесы экранизируются. Хотя творчество Вырыпаева не рассчитано «на всех». У него, как и Гришковца, свой преданный зритель. Между прочим, фильмы Александра Сокурова – тоже не «на всех». А его прочтение судьбы Ленина вызывает у правоверных коммунистов скрежет зубовный. Но никто не запрещает эти фильмы, находящиеся далеко не в лидерах проката.

Эксперимент – двигатель прогресса, хотя экспериментаторы всегда получают синяки и шишки. Будем считать, что для молодых экспериментаторов из белгородского Института культуры и искусств не так легли карты. В других обстоятельствах наши СМИ дудели бы о смелых молодых постановщиках, которые на провинциальной студенческой сцене поставили сложные современные пьесы. 

У Александра Межирова есть стихотворение «Из Вольтера». Обращаясь к друзьям-современникам, не разделяя их взглядов и сожалея о перипетиях «между нами встающей вражды», поэт говорит (цитирую по памяти):

Но я отдал бы всё, что угодно,
Всё, что взял от небес и земли,
Чтобы вы совершенно свободно
Выражать эти мысли могли.

Вот позиция человека культуры: толерантность.

Вообще же, из телевизора, где ректор института объясняла, по каким причинам запрещены студенческие постановки, повеяло затхлым воздухом средневекового подвала. Я достаточно живу на этом свете, если помню Бабу-Ягу как Василису Прекрасную. Поэтому и надеюсь, что всё минет, что о самозваных цензорах так же быстро забудут, как и о сезонных неприятностях вроде немилосердной жары или лютых морозов. Даже ещё быстрее.

Жаль студентов. В самом начале жизни им дали по рукам. Теперь многие станут осторожнее относиться к эксперименту. Так вырастает безынициативность и равнодушие. И всё же надеюсь, что хоть одному молодому человеку этот урок пойдёт впрок: он поймёт, что за свою позицию, за свои взгляды надо бороться. И ещё – культура не делится по географическим признакам: она или есть, или её нет.  

Вячеслав Сухнев