Автор идеи и создатель Института демократии и сотрудничества адвокат Анатолий Кучерена считает, что пришло время защищать демократию и права человека везде, включая страны ЕС и США, а также выработать принципы и стандарты в области защиты прав человека и выборной системы, приемлемые для большинства, а не для избранных.

– Анатолий Григорьевич, зачем нужен ваш институт?

– Задачи, которые мы перед собой ставим, – конструктивное взаимодействие с европейскими и американскими экспертами в области развития институтов гражданского общества и демократии. Мы намерены изучать, прежде всего, то, как работает избирательная система стран ЕС и США. Не потому, что считаем эти системы идеальными или несовершенными. Мы хотим понять, почему США относят к эталонам демократии и почему туда на выборы не ездят международные наблюдатели. Тут есть вопросы. Очевидный – несмотря на то, что в США на президентских выборах проходит всенародное голосование, но голосует не народ. Решение принимает коллегия выборщиков. Насколько это демократично?

– На что в США и ЕС отвечают, что в России при всеобщей избирательной системе заранее известно имя будущего президента, а выборы – условность.

– Неправда. У нас всенародное голосование, нет касты выборщиков, которая могла бы принимать решение за народ. Про условность – тоже неправда. Мы не можем заставить человека голосовать, если он не захочет.

– Не получится, что Институт демократии и сотрудничества – «наш ответ Чемберлену»: раз США и ЕС критикуют нашу избирательную систему, мы тоже найдём несовершенство в их системах демократии?

– Когда готовился ответ Чемберлену, я не жил, и какова была мотивация ответа ему, судить не берусь. Я знаю другое: поскольку в наш адрес идёт шквал критики, в том числе и в адрес избирательного процесса, нам интересно: а как избирательный процесс организован в странах, которые берутся нас учить демократии? Я не против критики. У нас много недостатков. Но когда я читаю рейтинги Freedom House (американский центр изучения демократии. – «Русский мир»), который считает, что выборы в Ираке, Афганистане или в Грузии были «свободными», а в России и Белоруссии «несвободными», я не могу не видеть, что в выводах этой организации, претендующей на экспертизу, сквозят предвзятость и идеологический подтекст. Поэтому и возникают вопросы: какие при этом применяются методики для составления тех или иных рейтингов?

– Freedom House, другие правозащитные центры согласны с вами сотрудничать?

– Мы сотрудничаем со всеми, неважно при этом, кто и как к нам относится. Но у нас нет цели дублировать правозащитную деятельность. У нас другая ниша – публичные слушания по правозащитным проблемам с участием экспертов самого широкого спектра.

– Почему российское правозащитное движение защищает кого угодно – права политиков на марши и выборы, права мигрантов или иностранных организаций, но не замечает нарушения прав россиян – рабочих «АвтоВАЗа», которых уволили лишь за то, что они вышли на забастовку, или наших туристов, которых в Турции не лечат, в Египте не селят в оплаченные номера, в Таиланде убивают. Или людей, которым не оказывают судебной защиты, и они идут не к правозащитникам, а на Манежную площадь. Защита прав россиян будет входить в поле вашей деятельности, или вы займётесь защитой прав граждан в США и ЕС?

– Вот вы мне оппонируете, а я, между прочим, как адвокат состоялся благодаря оппонированию. Не хочу набивать себе цену, но кто занимался искалеченным солдатом Андреем Сычёвым? Потом, кстати, на нём другие делали карьеру. А в подмосковном Бутово кто уберёг людей от незаконного выселения? Где были правозащитники, когда я защищал невиновного водителя Олега Щербинского (в его машину врезался автомобиль губернатора Алтайского края Михаила Евдокимова, а Щербинского приговорили к 3-м годам лишения свободы. – «Русский мир»)? Мы не ставим цели защищать права американцев или европейцев. Наша цель – защищать наших людей. В том числе и от якобы экспертных оценок, которые, по сути, нападки. Но защищать, без истерии и эмоций. Для этого мы намерены вместе с международным экспертным сообществом сесть за стол переговоров и сначала понять, почему в адрес России летят ядовитые стрелы? Потому что у нас молодая демократия? Но американской демократии больше 200 лет, европейской ещё больше. И, наверное, к современному уровню развития их демократии они пришли не за тот срок, который демократия существует в России. И как бы нас ни подталкивали, быстрее к финишу мы не прибежим, но и загнать себя не дадим.

Что же касается правозащитников, то избирательная защита, которую мы видим, – это не правозащитная деятельность. Это кризис. Его можно преодолеть, если совместно с международной экспертной общественностью понять, как формируются стандарты, которые сегодня являются устоявшимися в области защиты прав человека. Почему они нацелены избирательно? Почему-то никто не защищал и не защищает сербов, иракцев или афганцев от американских бомбардировок? А секретные тюрьмы ЦРУ в Европе? Как они соотносятся с декларированными правами человека?

– То есть вы всё же планируете защищать права иностранных граждан?

– Трудно себе представить, чтобы я, россиянин, приехал в США, развернул плакаты в защиту индейцев Южной Дакоты, желающих выйти из состава США, и заявил: «Свободу индейцам». Так иностранные правозащитники у нас в России себя ведут. У нас иная культура. Мы хотим понять принципы формирования устоявшихся стандартов в области защиты прав человека, выборной системы, межэтнических и религиозных отношений. И исключить ситуации, когда нам люди, считающие себя «друзьями России» говорят: «У вас будет вот такая демократия, а если не будете делать так, как мы рекомендуем, мы включим рычаги влияния». Но мы не намерены заниматься контрпропагандой по принципу: «А у вас ещё хуже». Наша цель – вникнуть в проблему и совместно с оппонентами и экспертизой выработать принципы и стандарты, приемлемые для большинства. И на их основе составлять рейтинги, давать рекомендации и защищать права человека.

Беседовал Антон Самарин