Мы рассчитывали, что позиция, представленная в статье Андрея Громова «Анатомия пошлости», вызовет дискуссию и желание представить собственный взгляд на проблему русских переводов продукции западной массовой культуры. Так или иначе сталкиваться с такой переводной продукцией и оценивать ее качество приходится всем. Свою точку зрения на современную культуру русских переводов  представляет Никита Бондарев.

Есть такая переводческая байка про «закон мозаики». Некоему профессиональному переводчику, человеку с большим стажем (имя в разных случаях приводится разное), попало в руки дешевое переводное издание то ли Чендлера, то ли Чейза. Пролистав книжицу, он наткнулся на загадочную фразу: «С этим мерзавцем поступили по закону мозаики». Подобное выражение филологу показалось , мягко говоря, необычайно новым. Потратив немалое время на выяснение того, что же имелось в виду в оригинале, он нашел, наконец, прообраз «закона мозаики». В тексте англоязычного романа имело место быть выражение «mosaic law». То есть «закон Моисея», в этом конкретном случае речь шла о библейском принципе «око за око, зуб за зуб». Что может себе представить не слишком разбирающийся в филологических нюансах читатель, столкнувшись термином «поступили по закону мозаики»? Вероятнее всего, «мерзавца» разрезали на мелкие кусочки и сложили их в произвольном порядке… Ветхозаветные жестокости законов Моисея блекнут на фоне фантазии переводчика.

Коллекционированием подобных перлов, полученных при переводе, занимаются участники Интернет-сообщества Sad translations. Участники сообщества, помимо прочего, развлекаются, придумывая биографии вымышленным героям: баптисту Джону, Эвелине Вау, Резо Оккаму.  Эти три персонажа – плод чрезвычайно распространенных переводческих ошибок. В оригинале имелись в виду, соответственно, Иоанн Креститель, английский писатель Ивлин Во, философский принцип «бритвы Оккама». Также в сообществе замечены патриот Джеймс, Биоволк, генерал Анцейгер. Сообщество, несмотря на узкоспециальный характер, очень популярно, в нем состоит около двух с половиной тысяч человек, новые материалы появляются практически ежедневно.

К чему все это рассказывается? А к тому, что неправильный перевод зачастую может представлять самостоятельную культурную ценность. Взять хотя бы пиратские переводы западных кинофильмов, изготовлявшиеся энтузиастами конца восьмидесятых – начала девяностых в домашних «студиях», с использованием обязательной прищепки на носу (для конспирации). Имена Володарского, Михалева, Гаврилова, Живова, Горчакова до сих пор на слуху – и в переносном, и в буквальном смысле. Лицензионные издания старых фильмов все чаще выходят с бонусом в виде «михалевского» или «гавриловского» перевода. А Леонида Володарского ежедневно можно слышать в эфире известной радиостанции. Секрет популярности «нелегальных» переводов заключается, помимо прочего, в большом количестве отсебятины. Шутки, которым, по мнению переводчиков-пиратов, невозможно было найти русский эквивалент, заменялись их собственными придумками. Как следствие, пародийные фильмы американских режиссеров Цукера и Абрахамса, к примеру, были чрезвычайно популярны в широких народных массах. Но именно за счет творческого переосмысления переводчиками. Когда в конце девяностых появились «официальные» русские издания этих фильмов, реакция зрителей была единодушной – это не те фильмы. Верните нам пиратов!

Справедливости ради надо отметить, что Михалеву с Гавриловым с блеском удавалось выпутываться из очень непростых ситуаций, решать филологические ребусы, которые вполне могут поставить в тупик иного профессионала. Скажем, в девяностые годы была популярна довольно примитивная американская комедия под названием  «Young doctors in love». Буквально – «Молодые влюбленные доктора». Название получается тяжеловесное и сентиментальное, подходящее скорее латиноамериканскому сериалу, а не комедии положений. Предложенный пиратами вариант гораздо лучше – «Молодость. Больница. Любовь». Такое название идеально ложится на постсоветскую культурную матрицу, со всеми нашими «мир, труд, май», «любовь, комсомол и весна» и т.д. В наши дни адаптации названий западной поп-культурной продукции в массе своей далеко не так удачны. Хороший пример приведен в недавней статье Андрея Громова про американский сериал «Grey’s anatomy». Другое дело, что его предложение – вообще не переводить построенное на игре слов название – никоим образом не может являться панацеей от переводческих болезней.

Перевод – это вообще не та стихия, в которой приемлемы тоталитарные методы – или так, и только так, или вообще ничего переводить не надо. Переводческая среда – вольное разнотравье, где, по идее, должны мирно сосуществовать различные варианты переводов литературных произведений или кинофильмов. В принципе, на сегодняшний день в нашей стране с переводами западных фильмов полный плюрализм. Голливудские новинки появляются сначала в пиратском качестве и с любительским переводом, который подчас вообще никак не соотносится с происходящим. Зато страждущие могут приобщиться к поп-культурной продукции задолго до ее легального релиза. Затем появляется «официальная» прокатная версия, в хорошем качестве и с претендующим на конгениальность оригиналу переводом. Другое дело, что «официоз» этот, цитируя известную картину Захарова/Горина про барона Мюнхгаузена, зачастую получается «причесанным, напудренным и кастрированным». И, наконец, на прилавки выбрасывается перевод Дмитрия Пучкова, более известного как «Гоблин». Этот человек, вне всяких сомнений, заслуживает отдельной публикации.

«Гоблин»-Пучков един в двух лицах. Наибольшую популярность ему принесли издевательства над блокбастерами «Властелин колец» и «Матрица». Вряд ли в русскоговорящей среде есть люди, которые не знают, о чем идет речь. Для тех, кто по странному стечению обстоятельств с «гоблинскими» переводами не сталкивался, пример: Фродо Беггинс с компанией спускаются в пещеры гномьего царства Мория и застывают, зачарованные масштабом увиденного. Пучков за кадром комментирует: «Да, красиво. Как в метро «Автово»». Или тот же злосчастный Фродо переживает из-за того, что не сможет выполнить порученную ему миссию по уничтожению волшебного кольца. Но вместо его рыданий мы слышим закадровый голос Пучкова: «Никогда, никогда не стать мне кандидатом наук!». Безусловно, это юмор на любителя. Но в числе любителей – миллионы, если не десятки миллионов зрителей. Вторая сфера деятельности Пучкова – создание не пародийных, а наоборот, буквальных и дословных переводов фильмов, пострадавших от нашей слишком «чопорной цензуры». Так, например, название популярного английского фильма «Snatch», в официальном переводе «Большой куш», Гоблин переводит одним абсолютно нецензурным русским словом. И сам фильм в его интерпретации состоит в основном из ненормативной лексики. Многих это шокировало. Однако с точки зрения языкового пуризма именно «гоблинский» вариант ближе к оригиналу, незатейливый юморок которого именно на грубой брани и строился.

В завершение еще одна история про переводы, связанная именно с «Гоблином»-Пучковым, на этот раз из жизни автора этих строк. Ненадолго приехавшего в Москву иностранца, более-менее неплохо знающего русский язык, решают удивить «гоблинским» переводом уже упоминавшегося «Властелина колец». ДВД с фильмом покупается на ближайшем развале, однако оказывается, что это не перевод самого Пучкова, а значительно менее остроумная имитация его манеры. Ситуацию объясняют гостю из Америки: «Понимаешь, это не то, что мы хотели тебе показать. Это, так сказать, пиратская версия пиратской версии…». Американец шокирован. «Пиратская версия пиратской версии?.. И вы еще говорите, что у вас проблемы с демократией…».

Автор считает своим долгом заметить, что гость из Америки был не так уж неправ. А вот пафос статьи Андрея Громова, в пандан которой и писалась эта заметка, ему наоборот не вполне понятен. Наличие «гоблинских» и других подобного рода переводов – это хорошо или плохо? Существование официального телевизионного перевода и не официального, выкладываемого в Интернете – повод скорбеть или радоваться? Ответ, на наш взгляд, заключается в том, что наличие разных вариантов перевода – это в любом случае лучше, чем существование лишь одного варианта. Официальный перевод плох тем, что начисто убивает атмосферу, не передает игру слов и коверкает большую часть шуток. «Гоблинский» перевод старается исправить эти огрехи, но делает это при помощи «непарламентских» выражений. Выкладываемые в Интернете варианты переводов популярных сериалов (прежде всего «Lost», он же «Остаться в живых») ближе к оригиналу, зато русский текст не совпадает с мимикой персонажей, а на телевидении стремятся именно к этому. И то, и другое, и третье, в принципе, не слишком хорошо. Но лучше иметь два или три спорных и не идеальных варианта перевода, чем один канонический и тоже отнюдь не идеальный.

В этом смысле «закон мозаики», если понимать его в маоистском ключе (пусть цветут сто цветов), более предпочтителен, чем тоталитарный закон Моисея.